Нам, потомкам великих победителей, несказанно повезло. Мы живем в то время, когда можем не только чествовать своих героев, погибших во славу Отечества и будущих поколений, но и имеем уникальную возможность слушать живые истории о Великой Отечественной войне из первых уст.
В преддверии празднования 77-й годовщины Великой Победы над фашистскими захватчиками команда «Города Мастеров» решила разыскать старейших ветеранов, живущих в родном Тульском крае, и отправиться к ним с подарками и поздравлениями. Нам хотелось лично сказать «спасибо» и поклониться героям.
Память — удивительная вещь. Находясь в почтенном возрасте, наши дорогие ветераны помнят те события, словно только вчера вернулись с войны. На наших глазах они превратились в смелых и отчаянных юнцов, которые решительно и отважно, не думая о собственной жизни, били врага и защищали Родину.
С удовольствием поделимся с вами рассказами непосредственных участников далеких и страшных событий 1941-1945 гг.
Василию Алексеевичу Денисову 96 лет. Живет в Туле. Попал на фронт в 1943 году 17-летним мальчишкой. До конца войны выполнял боевые задачи в секретном разведывательном летном полку.
Встретил нас «при полном параде» в фуражке и кителе с медалями. Собирался на очередное возложение цветов к памятникам, и мы буквально успели его застать. Всю неделю перед 9 Мая Василий Алексеевич принимал участие в мероприятиях. Везде сам, на своих ногах, только тросточка для опоры, но нам показалось, что и она ему не очень-то нужна. Статный, красивый, твердо шагающий в свои 96 лет. Мы, конечно же, предложили подвезти его до места встречи ветеранов. Пока ехали, у нас было немного времени для общения, минут 10 . И вот, что он успел нам рассказать:
«До войны я заканчивал летное училище. Наша летная школа получила в 1943 году три новых самолета и выпускников задержали на 2 месяца. Чтобы мы не болтались в гарнизоне, нас отправили в запасной полк. Командир полка сказал тогда: «Чтоб не ели даром хлеб, пусть в училище идут». Артиллерийское училище младших командиров минометных подразделений находилось рядом. За два месяца мы его закончили. Нас готовили для работы с 82-х миллиметровым минометом тульского изготовления. После двухмесячного обучения сформировали полк, куда входили минометчики низкого роста, которые винтовку Мосина не могут нести. Они ждали тульский ППШ (пистолет-пулемёт Шпагина — прим. ред.) По прибытии в Челябинск, куда перебросили сформированный полк (всего 600 человек), нас построили на платформе прямо ночью. Сказали, всех, кого назовут, выйти вперед. Среди названных фамилий была моя и моих товарищей из училища. Нас отправили на медкомиссию, где у меня обнаружили сердечную недостаточность. И меня перевели в легкомоторный полк.
Когда я прибыл в Штаб, мне задали такой вопрос: «Воздушное охлаждение двигателей знаешь?». Я говорю: «Примерно знаю, изучал». Потому что я как раз изучал самолеты с воздушным охлаждением. Такие 9-ти цилиндровые были. Говорят, поедешь в другую часть, и направили меня в разведывательную авиацию под Брянском. Там получили новые самолеты «Ту-2». Их всего за год на заводе 30 штук сделали. На них были установлены новые фотоаппараты. Один стоял вертикально около люков, а второй стоял сзади горизонтально. Я думаю, если вертикально фотографировать — это крыши видно, а здание само не видать, поэтому 2 самолета вылетают, идут в паре, и у одного с левой стороны, а у другого — с правой фотоаппараты установлены. И зону они фотографировать могли в пределах 80 км. Подчинялись мы Штабу Верховного Главнокомандования. И только они давали боевые задания, на какой фронт нам нужно перелететь и где что сфотографировать. Вот эти фотографии, которые получались, передавали в Штаб. В Штабе разворачивали карты и снимки наши тут же рассматривали, сопоставляли, кто, что и где находится. 1-й Белорусский, Орловский, Курский, Белгородский, 1-й и 2-й Украинский и Степной. Это вот все участки, которые мы фотографировали. Нам давали задание, и мы летали в немецкий тыл, уходили на 3 км в высоту, особенно когда облачность. Наши экипажи были натренированы на работу в таких условиях. Часто летали на корректировку ракетного огня под Сталинград.
Наша часть была секретная, к нам не допускали никого. Письма, которые нам писали, писали только на воинскую часть. Здесь я прослужил до 45 года. Немного мы не дошли до Польши».
Мы подъезжали к назначенному месту. Понимая, что рассказ придется прервать, спросили о наградах. На груди Василия Алексеевича их около тридцати. А он скромно так ответил: «Я поздно на фронт попал, в 43-м только. Самые основные мои награды — это Орден «Отечественная война», медаль «За боевые заслуги», медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»». На прощание Василий Алексеевич передал всем большой привет и поздравил с праздником. А мы отправились к следующему нашему герою.
Кобылянский Виталий Архипович также живет в Туле. 14 апреля 2022 года ветеран отпраздновал свой 100-летний юбилей. Встретил нас Виталий Архипович с большой радостью. От сильного волнения ему сложно было нам что-то рассказать. Только слезы навернулись на глаза от нахлынувших воспоминаний. Василий Архипович был призван на фронт в 1941 году из Ростова. Воевал в 545-м стрелковом полку. В Бухаресте встретил Победу. Награжден Орденом Отечественной Войны второй степени. Имеет и много других боевых наград.
Мы не стали бередить старые раны. По глазам поняли, что живо все в памяти, как сейчас. Поэтому передали подарки от «Города Мастеров», выразили глубокую благодарность и признательность от лица всех живущих ныне поколений, поздравили с Днем Победы и отправились по следующему адресу.
Узловский район Тульской области, деревня Ракитино. Здесь живет ветеран Великой Отечественной войны Михаил Яковлевич Рыбкин. 15 июня Михаилу Яковлевичу исполнится 105 лет!
Мы слушали и восхищались рассказом Михаила Яковлевича. Он помнит весь боевой путь от Украины до Кавказа и Берлина, имена сослуживцев и командиров, помнит все мелочи и детали. Ощущение, что ожившие картинки заново проплывают перед его взором. Как будто все записано на кинопленку. Бодрый голос и озорной огонек в глазах заставляли нас постоянно сомневаться в столь почтенном возрасте собеседника.
«1939 год. Нас набрали в военкомате человек 20 и в Москву, точнее, в Орехово-Зуево. Там московские военкоматы собирали с разных областей людей: где 15, где 20 человек, с кого сколько. Набрали целый эшелон. Подстригли, помыли, посадили в вагоны и повезли, а куда, мы и сами не знали. Приезжаем в Минск. Там выдали военную форму, а свои вещи велели сложить в большой белый мешок, подписать адрес и сдать. Их домой отправили. Прошло несколько дней, привыкали потихоньку. Потом нас стали расформировывать. Построили и стали спрашивать, где работал, что можешь. Дошла очередь до меня. «Кто тракторист?» Отвечаю: «Я!». Определили меня в 7-ю батарею 3-й дивизион. Вот тебе трактор, вот тебе орудие — 152-мм гаубица-пушка. В ней 7 тонн. Как ее перемещать? Машина не возьмет. Вот только гусеничный трактор, старого образца еще — «Сталинец». Всю войну прошел и домой вернулся из этого же дивизиона и из этой же батареи. Наш 437-й корпусной артиллерийский полк был Резервом Главного Командования. Нас перебрасывали то в Грузию, то в Белоруссию, в разные места. И вот из Кутаиси нас опять перебрасывают, а куда везут, не знаем. Попали в Винницу. Разгрузились. Но это еще не война, это гражданская служба была. Разбили лагерь на поляне, вокруг лесочек. Пушки расставляем, трактора, оборудование, палатки. И песни пели, и занятия проводили. В общем, полевые условия. Конечно, молодые были, были погрешности (смеется). И вот нас посадили на 20 суток с другом. Сплели заграждение из веток, песок насыпали, поставили охрану и вот за это ограждение посадили, как провинившихся. День, другой проходит, смотрим, что такое? Ночью машины заводят. У охраны спрашиваем, что случилось, а они говорят – война. «С кем же война?», — говорю. «С немцами», — отвечают. Вот тебе и все. Утром нас привели в батарею, отдали ремни и велели мне трактор заводить. Цепляю пушку, садится со мной старший лейтенант, говорит: «Рыбкин, поехали». Как спускаться стали через деревню, народ вдоль дороги выстроился, провожали нас. Приезжаем в лагеря опять, там же, в Украине. Командир полка был майор Дольч – поляк, а комиссар полка был Рубинштейн — еврей. Выстроили нас, говорят, что немец перешел границу, бомбил города Житомир, Киев и другие. Война. Ну вот. Мы ночь двигаемся, а день стоим. Двигались к границе старой на Днестре. Приехали. Немец идет с той стороны, а мы со своей стороны бьем. Неделю стояли там, и попали в окружение. Прорвали правый и левый фланги. Пришлось сворачивать боевой лагерь и отступать. День воевали, а ночь двигались и пехоту поддерживали».
Пока мы чаевничали и слушали рассказ ветерана, приехала с поздравлениями местная Администрация. У Михаила Яковлевича приемный день получился. Настоящий праздник. Представители Администрации поздравили и ушли, обещали 9 Мая еще заехать, а мы продолжили нашу беседу. Мы решили спросить, как зимой воевали, какие сложности были?
«Зимой было холодно, конечно. В одно прекрасное время ночью перегоняли нашу батарею на другое место, и гора была на пути. Вроде и не очень крутая, а на дороге снег подтаявший, да с морозцем, в общем, трактор мой забуксовал и пошел вниз, чуть не перевернулся. А это было в то время очень серьезно — технику угробить! Наказали бы. Были случаи и расстрелов за это даже. Я остался один. Что делать? Давай костер разжигать. Речка недалеко была. Набрал я веток сухих, развел костер и уснул. Спасибо старший лейтенант, москвич, Сивоконь фамилия его была, растормошил меня. Говорит: «Что ж ты делаешь!». А у меня уже руки, пальцы не работали, коченеть от холода стали. Он офицер, у него спирт был. Налил мне, я выпил и стал ходить, ходить вокруг, кровь разгонять. И потом в землянку меня отправили, а там порохом печку самодельную топили. Я и согрелся, разомлел. А с собой на пушках всегда возили брусы такие деревянные, ломы и лопаты. Как где огневая точка, останавливаемся и долбим себе землянку. Запрещали нам в деревнях стоять. Мы в одной встали, так по деревне ударили, окна все вылетели. Немцы били на 17 километров. Только в лощинах можно было размещаться нам.
Если все рассказывать, это день сидеть и больше придется, и записывать надо, ведь книгу написать можно, сколько разных событий за 4 года было.
На Кавказе тоже воевал. Такой случай вспомнился. Дон уже сдали. Тупик. Немец бьет по нам, а с воздуха листовки бросает: «Русь, сдавайся! Каспий буль-буль!». Солнца было не видно, как туча листовки эти шли. Их брать было нельзя. А во что «самокрутки» заворачивать? С бумагой дефицит был. Вот можно было сразу изорвать на кусочки для «самокрутки» и сложить в карман. За это не наказывали. А целую нельзя было носить — пропаганда.
В городе Орджоникидзе (сейчас Владикавказ) проходила военная грузинская дорога на 200 с лишним километров. По горам, над пропастью, страшная дорога. И немец хотел нам ее отрезать. Двинул свои войска, танки и авиацию. Пошел в наступление. Там горы, а под Орджоникидзе, как специально, поляна. Между гор дорога одна. И канал проходит с водой. Немца пустили, дали ему возможность наступать. А до этого в горах наши сосредотачивали боевые силы, готовились. Выстроили артиллерию, «Катюши» наши со снарядами целой колонной огромной стояли. И били на всю мощь. Я за пушку ухватился и руку обжог, как раскалилась она от стрельбы. Разбили немца мы в пух и прах. Но дали возможность уйти тем, кто жив остался. Наутро пошли смотреть место боя. Страшно, что было. Машины, пробитые снарядами от «Катюш», лошади здоровые такие валяются, немцев полно. Месиво целое. Немец отступал, бросал танки свои новые на платформах на железной дороге. Даже не забирали их оттуда.
А награды мои главные, это орден Красной Звезды, получил его за Брест, за Белоруссию. Ордена Отечественной война 1-й и 2-й степени, орден Боевого Красного Знамени. Медали « За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За оборону Кавказа». Еще медаль «За боевые заслуги» – это за Кубань.
Вот на Кубани я провел дивизион через топь. Нам нужно было обязательно успевать поддерживать пехоту. Мы подъехали, а там топь-болото. Со мной был помощник начальника Штаба старший лейтенант, говорит: «Рыбкин, что ж будем делать, нам срочно надо!». А топь километров на 20 надо объезжать. Тут из солдат кто-то кричит: «Товарищ сержант! Тут вот стежка вроде видна, следы. Где она покажется, вроде вода сливается». На мне были сапоги. Я беру ломик в руки и пошел. Я ломом вправо, влево щупаю, чтобы не провалиться, и ширина какая, надо понимать. Иначе технику угробим. Я где-то полчаса шел, смотрю, заканчивается. Пошел назад по другой стороне, чтобы точно понимать, пройдет трактор мой или нет. Прошел. Подхожу, кладу лом старшему лейтенанту и говорю: «Ну, моли Бога, я поехал». «Ты что, с ума сошел?»,- он мне говорит. «Да не сошел, вот когда проеду, тогда с ума сойду»,- я ему ответил. «Рыбкин! Что ты делаешь! Я отвечаю за тебя! Ты утопишь трактор и пушку!», — кричал на меня старший лейтенант. А я беру еще одного из своей батареи, говорю: «Цепляйся сзади и за мной иди тоже, чтобы мы выскочили с тобой».
Я и пошел. Где мельче, а где опускается трактор, ох, как бы не попасть… Еду тихо. Все! Выскочили! Смотрим, бежит солдат за нами по этой топке: «Сержант, сержант, благодарит тебя товарищ старший лейтенант, что ты проехал!!!». А я говорю: «Давайте остальных!». Они за мной там реку устроили. Вода поднимается от тяжести, но все прошли. Так я и вывел свой дивизион. Так это ночь к тому же была. И вот эту медаль «За боевые заслуги» мне вручал полковник в Ворошиловграде (ныне Луганск).
Ну вот. Так мы до Берлина дошли. Победа! Война закончилась. А меня, получается, еще на год задержали. Я в 46-м только вернулся. Мой год уже ушел домой, а меня никак не отпускают. Лежу ночью один в отделении в казарме, сплю. Дежурный по части капитан вбегает: «Рыбкин! Командир полка вызывает». Думаю, что такое. Тут как раз 67-й и 68-й наш гвардейский полк соединили и сделали 38-ю артиллерийскую бригаду. «Иди быстрее, командир наверху», — это меня дежурный подгоняет. Полковник Пономаренко был командиром бригады этой. Поднялся я. А полковник говорит: «Иди в парк, заводи свой трактор и езжай в Берлин. Будешь там танки устанавливать на постамент. Немедленно езжай, дорога очищена». А мы стояли в Потсдаме, это 25 или 30 км от Берлина. Думаю, как раз к утру приеду на своем тракторе. Еду один по дороге, а сам думаю, вот сейчас выскочат немцы, и готов я (смеется). Ведь нет ни оружия, ничего. По дороге пост. Мне объяснили, что союзники там, американцы. На посту меня остановили. А постовой не знает языка, и я не знаю английского. Переводчик подошел. Я объяснил, куда еду. Пропустили. Подъезжаю к Берлину. Это, конечно, руины. Не знаю, как справился народ, одна обочина, можно сказать, ничего нет, все разрушено.
Подъехал, смотрю, майор на пути.
— Иди, — говорит, — покушай, махни 100 грамм и поспи, потом я тебя разбужу, и будем танки устанавливать на постамент в честь Победы нашей.
Памятник такой там возводили в виде полумесяца. Тут пушка с одной стороны должна стоять 152 –мм гаубица короткоствольная. И с другой стороны такая же. С одной стороны танк, и с другой тоже танк. А на полумесяце список тех, кто погиб, какая пехота, артиллерия, часть. Такой памятник.
Ну вот. А каково с этой техникой справиться. Моторы вытащены, люки заварены. Все наглухо приварили. Танки Т-34. Закатывали на бревнах. Не возьмешь никак. Тросом привязали, и я начал закатывать потихоньку, сантиметров по 15. А бревна уходят, все время поправляли, подтыкали туда. Я то спереди тяну, то заезжаю сзади, толкаю. Так и установили. Немцы тут же краской покрасили зеленой, а ходовую часть черной. Пушки привели в порядок. Напротив памятника там еще залили специальную площадку. Говорят мне: «Натаскай разбитой техники немецкой, все подряд». Я даже своим трактором пол самолета притащил и пушки, и танк. Поблагодарили меня, и я поехал назад.
А домой мне старший лейтенант помог попасть. Выручил. Я вернулся в свою бригаду в Потсдам. Идет навстречу как раз старший лейтенант. Говорит: «Какие дела, Рыбкин? Домой едешь?». А я говорю: «Меня не отпускают. Отец вот письмо прислал, живет в подвале, дом наш горел, а меня не отпускают». Он меня сразу послал деньги получать и билет, увольняться, в общем. А командир дивизиона у нас был еврей, Опря его фамилия была. Он меня увидел, говорит: «Рыбкин, почему не на занятиях?». А я ему отвечаю, что домой еду. «Как домой? Кто отпустил?», — кричит. А тут старший лейтенант вмешался и говорит, что другого надо оставить, а меня отпустить. Письмо такое пришло из дома, мол, мне надо ехать обязательно. Немец проходил через деревню, все пожег, дом горел, отец теперь в погребе сидит. Ну и нечего было возразить командиру, так и отпустили меня».
Если бы нам не нужно было ехать, мы готовы были слушать Михаила Яковлевича до самого вечера. Он нас покорил своей живостью, непосредственностью, юмором и талантом рассказчика. Мы распрощались, как давние друзья с обещанием заезжать в гости, если будем еще в этих краях.
Низкий поклон дорогим ветеранам еще раз и безмерная благодарность за их великий подвиг во имя жизни. А всем нам хочется пожелать человечности, несгибаемой воли, силы духа, мудрости и, конечно, мирного неба над головой.